Модель развития России.

Приглашаю всех,  кому это интересно,  принять участие в серъёзной беседе по поводу модели развития России.

 Пугает ли вас  мобилизационная модель?  Нужна ли России вообще модель с её вечным русским ответом на любые вызовы :" авось как-нибудь обойдётся,  даст Бог не пропадём"?

Назрели в России перемены,  как на ваш взгляд,  или либеральное правительство Медведева и относительно благополучная и спокойная жизнь- это лучше,  чем вновь бежать впереди паровоза,   открывая человечеству новые горизонты?

 

Предлагаю   небольшой отрывок из интервью Алексея Фененко на эту же тему. 

ВЗГЛЯД: Но можем ли мы вообще на что-то претендовать с сырьевой экономической моделью, полностью зависящей от мировой финансовой системы, которой заправляют наши антагонисты?

 А. Ф.: Это преувеличение. Россия – не только страна с сырьевой экономикой. Это еще и страна с монополией на пилотируемые космические полеты и лидер вывода спутников на орбиту.

Россия обладает единственным в мире ВПК, альтернативным американскому. Россия – третья страна в области атомной энергетики после Франции и Японии. Как я уже упоминал, в современном мире есть только две страны, покрывающие весь спектр фундаментальных наук: Россия и США.

Попытки Франции создать подобный третий спектр в 1970-х годах закончились неудачей.

«Гиганты Востока» тоже пока не создали своих фундаментальных научных школ, они ведут только прикладные научные исследования, копируют американские или российские технологии. Китайский «рывок в космос» 2003 года был бы невозможен без российско-китайского межправительственного протокола 1996 года, который открыл Поднебесной доступ к российским ракетно-космическим технологиям. Почему, говоря о российской экономике, мы стесняемся вспоминать об этом?

Другое дело, что наш бюджет сильно зависит от экспорта углеводородов. Все попытки изменить положение, предпринимавшиеся со времен пребывания у власти Андропова, пока закончились неудачно. У нас принято винить в этом правительство, но давайте будем честны сами с собой. «Слезание с нефтяной иглы», о котором у нас не говорит только ленивый, предполагает некую форму мобилизации. Однако мобилизация – это снижение стандарта потребления, снижение оплаты труда и урезание личных свобод (прежде всего – за счет сокращения свободного времени).

Готовы ли мы к «новым 1930-м» или хотя бы к «новым 1950-м»? Другого пути отказа от сырьевой экономики у нас нет: у России нет ни дешевой рабочей силы (как в Восточной Азии), ни контроля над мировыми финансовыми потоками (как у стран ЕС и США). Некоторые эксперты надеются на «креативный класс» как на потенциальный источник модернизации. Однако при этом забывают, что в российских крупных городах именно средний класс ведет «антимобилизационный» образ жизни. Работа часто совмещается с пребыванием дома или в кафе, высокий стандарт потребления (от свободного общения в интернете до путешествий в экзотические страны) рассматривается как естественный образ жизни. Готов ли такой «средний класс» к мобилизационным проектам? Не уверен. Возможно, что сырьевой сектор выступает своего рода страховочным поясом социальной ситуации в России: доходы от углеводородного сырья позволяют держать потребительский рынок.

 ВЗГЛЯД: А насколько актуальна так называемая прогрессивная ресоветизация, выстроенная на базе опыта достижений СССР?

 А. Ф.: Я бы поставил вопрос шире: во всем мире происходит осторожный поворот к социалистическим идеям. Американский политолог Иммануил Валлерстайн метко заметил: крах КПСС привел к глобальному кризису левой идеи. С конца 1970-х годов сначала в США и Британии, а затем во всем мире стала утверждаться либертарианская модель экономики, предполагавшая демонтаж социального государства.

Но к началу 2000-х стало понятно, что либертарианство с его идеями возвращения в XIX век столкнулось с пределами. Латинская Америка ответила бунтами и формированием модели «ресурсного социализма». Китай и Япония сохранили модель социального государства – настолько, насколько позволяют условия. В России и других бывших республиках СССР большинство населения не приняло результаты приватизации 1990-х годов, то есть отвергло основной либертарианский лозунг: «Победитель всегда прав». 

Ситуацию изменил мировой финансовый кризис. Поворотный момент настал в сентябре 2008 года, когда министр финансов США Генри Поллсон заявил, что государство должно корректировать и контролировать банковскую систему.  Идея государственного вмешательства в экономику была реабилитирована.

На очереди – реабилитация идеи социального государства. Все это не случайно. В современном мире есть серьезная проблема – падение темпа научно-технического прогресса.

 Новых фундаментальных открытий почти нет.  Инновационной была экономика первой половины ХХ века с ее гонкой открытий и технологий. И это не случайно. Совершать технологические прорывы могут только крупные государственные проекты – самостоятельно (как в СССР) или во взаимодействии с крупным бизнесом (как в США и Германии). Только государство и крупный бизнес могут финансировать долгосрочные проекты, которые сразу не будут приносить отдачи. Если мы в самом деле хотим «инновационной экономики», нужно возрождать систему финансирования крупных долгосрочных проектов, которые будут прибыльными далеко не сразу.