Ведущий российский политолог... впрочем, как должен называться политолог в отсутствие политики? Вероятно, сатирик – потому что комментарии Павловского становятся все язвительнее, а другой сатиры у нас почитай нет. Но он – единственный человек, понимающий российскую реальность на иррациональном, интуитивном уровне.
Многие его догадки, казавшиеся абсурдными, оказывались точнее фактологических выкладок.
– Ну что, Глеб Олегович, к войне готовимся?
– Войны хотите? Чтобы хоть что-нибудь произошло?
– Я-то не хочу, но внезапная проверка боеготовности на предсказуемом юго-западном направлении…
Такой шанс сохраняется, потому что в мае–июне четырнадцатого мы действительно проскочили в шаге от войны, и не исключено, что кому-то хочется доиграть отложенную партию. Если случится еще одна перестройка, мы страну точно потеряем, а если мировая война, то еще неизвестно – можем проиграть, можем выиграть... Но я не думаю, что Путин действительно ищет войны; иной вопрос, что, если палец все время на спусковом крючке, он может и дрогнуть.
Украина остается инструментом давления на Запад – именно давления, потому что формула Стаса Белковского насчет принуждения к любви представляется мне не совсем точной.
Любви Путин не хочет. Он хочет повести разговор о своих интересах – сперва о своих! – и уже в процессе этого разговора сделать интересное предложение. Выгодное для Запада. Но делать его он будет только тогда, когда с ним согласятся говорить.
Войны Путин не хочет, но сейчас выясняется, что и процесс создания Новороссии он почти не контролировал, что это вообще не его проект. Оказывается, Сергей Глазьев у нас вовсе не по экономике специалист, он у нас организатор контрреволюций, куратор новороссийского проекта. Сидит в своей приемной и оттуда командует: наверху решение принято, что ж вы до сих пор не захватили здание городской администрации?
На Украине ничего не меняется, в этом ее главная беда. Нет нового проекта, главным признаком государства – и народа – остается бесструктурность. Может быть, бесструктурность – вечный Майдан – и есть их национальная идея, не знаю... Что касается Новороссии, это одна из моделей России будущего, так мне кажется. Неутешительно? Почему – скорей оптимистично. Оказывается, можно жить и без государства. Государства нет, но можно вызвать сантехника. И тянуться это может довольно долго – как вегетативная жизнь тела без головы. Один из вариантов российской жизни после Путина.
Вот говорят: после Путина неизбежен распад России. Почему, на что? Россия совершенно не хочет распадаться. В семнадцатом году это была по крайней мере структурированная империя, были какие-то части, которые хотели отделиться. Она была из рук вон плохо управляема, но ресурсы у нее были. В семнадцатом году было на что распадаться, в девяносто первом тоже, а сегодня этого никто не хочет.
Вариант существования после Путина – это именно Новороссия. Ни мира, ни войны, и самое ужасное, что она ровно никому не нужна. Ни России. Ни Украине. Как и мы – прочему миру.
Вы вообще в курсе, что штрафами в России собирают больше, чем налогами? Это так. И обращение несчастного безумца, разорившегося бизнесмена Петросяна к Путину – с захватом Сити-банка – признак того, что эта проблема не рассасывается, напротив. Это похоже на самосожжение униженного местной чиновницей торговца фруктами Мохаммеда Буазизи.
– Как по-вашему, Путин твердо принял решение идти на выборы 2018 года?
– Как говорят специалисты по нейролингвистическому программированию, не надо «якорить» цифру 2018. Не фиксируйтесь на ней. Большая удача системы – дотянуть до 2018 года. Система тяжело ранена, она может пережить семнадцатый, а что и как будет в восемнадцатом – бессмысленно даже предполагать.
– Чем же она так ранена?
– Своей триумфальной победой. Убраны какие-либо барьеры, любые преграды – пустыня. И по ней, как говаривал Победоносцев, «ходит лихой человек». Эта система еще сохраняет довольно значительный финансовый ресурс и, главное, ресурс подвижности, прыгучести.
Она может прыгнуть в Сирию, например, может отпрыгнуть... Вот сейчас она прыгнула в Иран. Но – что интересно – уже не смогла об этом промолчать. Она разболтала о своей базе, расхвасталась и в результате вынуждена была отскочить. То есть прыгнуть еще можем, но держать язык за зубами уже не умеем. Я бы сказал, что система достигла величайшего успеха в проведении перфомансов, в организации зрелищ, но смотреть на эти зрелища уже некому. Миру неинтересно, внутренний потребитель тоже наелся, да и деградировал.
Что касается Путина... Мне кажется, я его понимаю глубоко лично – мы почти ровесники, он тоже, как и я, вырос «в провинции у моря»...Не верит никому, особенно близким друзьям, но и уйти от них не может. Единичного преемника больше не будет – в это он наигрался; он не выразит Медведеву недовольства, но и никогда не простит ему протестов 2011 года. После Путина – по крайней мере ему это так рисуется – возможна только некая коллективная власть с его абсолютным влиянием, но как он намерен осуществить эту схему – не знаю.
Свежие комментарии