В 1830-40-е правящий в России немецкий двор, взяв в помощники славянофилов, начинает культурно закрываться от "либеральной" Европы. Именно тогда сверху рождается идея протоевразийства - что Россия произошла от монголов и их духовный наследник.
Из Европы исключение было сделано только для Германии, олицетворявшей "прусский порядок".
При этом русские патриоты видели у России и миссию: привить Европе духовность и скрепы, недаром главный журнал славянофилов назывался "Европеец".
Ситуация при правлении Николая I напоминала нынешнее время. Декабристское восстание пронизало правящую систему параноидальной подозрительностью к "либерализму". Подавление польского восстания в 1830-е и европейских революций в 1848 году привело к закрытию России от Европы вплоть до западного технического прогресса. В условиях такой самоизоляции, похожей на нынешнюю после Крымнаша, правящий двор принялся конструировать "консерватизм", "духовность" и открытость к Азии. О том, как происходил этот процесс, описывает в книге "Вызов Запада и ответ России" (изд-во Эксмо, 2005) историк Анатолий Уткин (он доктор исторических наук, преподавал в Колумбийском университете в США, умер в 2010 году).
После декабря 1825 года Россия погрузилась в суровую николаевскую атмосферу, где номинально господствовала дисциплина и фактически воцарилась враждебность по отношению к передовым западным новациям. Это тем более обидно, что Россия впервые почувствовала свою силу (испытанную в войне с Наполеоном) и, поверив в свою мощь и будущее, готова была более легко и естественно воспринимать лучшее, порождаемое Западом.
И хотя в домашних библиотеках ещё стояли энциклопедии Дидро, внутренняя атмосфера стала более жёсткой в отношении Запада. Символом этого антизападничества стал министр образования С.Уваров (автор знаменитого лозунга «Православие, самодержавие, народность»), царивший в русском образовании с 1833 по 1855 год.
Именно в целях маскирования своего очевидного отставания российские государи (например, Николай Первый) выдвигали теории входящего в полосу упадка Запада и более здоровой (по меньшей мере, морально) России. Русская культура действительно начала свое цветение, и это цветение было между Пушкиным и Чеховым успешно использовано как первоклассный аргумент в пользу равенства России и Запада, а то и превосходства.
Таким образом, блестящая русская культура девятнадцатого века «анестезировала» остроту культурно-цивилизационного шока от столкновения русского общества с более развитым Западом. Более того, у части просвещённой России появляется очевидная агрессия в отношении Запада. Именно при Николае Первом в России поднимается волна против идей века Просвещения. Во главе интеллектуальной реакции становится Москва, противопоставляющая себя Петербургу. В литературе после блестящего века Петербурга начинается культ Москвы, формируемый такими писателями, как Загоскин. (М.Загоскин писал в 1840-е годы: «Я изучал Москву в течение тридцати лет и могу сказать со всей убеждённостью, что это не город, не столица, но целый огромный мир, целиком русский по своему характеру»).
Именно в Москве формируется целое мощное движение в пользу развития связей с Азией. Губернатор Москвы Растопчин начал выводить свою генеалогию не от Рюриковичей, а от Чингиз-хана. «Мы должны овосточиться, стать больше Востоком, чем Западом», — писал В.Белинский — ведущий критик эпохи.
Характерны проявления высокомерия в отношении Запада. Ранние славянофилы жалуются, что русское движение в Центральную Европу оказалось остановленным. Пора России подумать о гигантских азиатских просторах, где её энергия получит более гарантированные результаты. Уваров уже в 1810 году ратовал за открытие в России Азиатской академии.
На гребне волны, последовавшей за подавлением польского восстания, Уваров встал во главе антизападных сил. Проуваровские критики призвали публику «овосточиться». Такие авторы, как Рафаил Зотов, начали восхвалять монгольских героев чингизхановской эпохи. В пьесе 1823 года «Юность Ивана III» у русского царя появляется монгольский воспитатель. В 1828 году публикуется антология монгольских поговорок. В обществе культивируется аристократическое презрение к текущему обуржуазиванию Запада, к массовой западной прессе, «низведшей слово с трона».
Женатый на прусской принцессе, Николай Первый был близок со своими прусскими родственниками — королями Фридрихом-Вильгельмом Третьим и Фридрихом-Вильгельмом Четвёртым. Огорченный современник заметил: «Немцы завоевали Россию. Случилось то же, что произошло в Китае с монголами, в Италии с варварами, в Греции с римлянами». Немецкий романтизм и немецкая механическая дисциплина были противопоставлены раскрепощённой энергии британцев и галлов.
Николая Первого по некоторым внешним признакам нередко сравнивали с Петром Первым: военная жилка, восхищение вооружением, восхищение военным порядком, приход к власти после внутреннего брожения и подавления внутреннего восстания. Но Пётр Первый открыл пути за Запад, в то время как Николай Первый постарался их почти закрыть. Если Пётр восхищался в жизни всем практическим, то Николая привлекало всё абстрактное. Гегеля он в Россию допустил легко, а железные дороги — с трудом. Николая восхищали обсерватории, но не доменные печи.
У славянофилов были другие заграничные боги, они жили в основном в Германии. Речь идет о Шеллинге, Шлегеле, а затем Гегеле и Фейербахе. На русскую мысль, осваивающую Запад, более всех повлиял Фридрих-Георг Гегель. В определённом смысле этот гений германской философии испортил русских. Вольно или невольно он привил читающим и думающим русским веру в существование «единственно верной» парадигмы мышления, в единое мирообъяснение. Он как бы поощрил русских мыслящих людей искать единую верную глобальную программу перемен, а не думать о конкретных реформах. Он призывал к действиям во исполнение исторической необходимости, а не под воздействием моральных или иных стимулов.
Славянофилы полагали, что смогут помочь Западу в борьбе с бездуховным рационализмом как с заблуждением в великом западном подъеме духа.
Славянофилы исходили из того, что сильные семейные связи в славянстве, общественные установления, базирующиеся на спонтанной солидарности, непредвзятость, богатый фольклор и душевная открытость обеспечат России победу, заглушат расцветший на Западе формализм, жестокий милитаризм и ослабление духовного начала.
Россия снова встаёт на «самобытный путь развития». Это её очередная попытка совместить прусскую полицейскую и управленческую систему с «духовной скрепой» - т.н. консерватизм. В первой трети XIX века консерваторы видели идеальную Россию страной без городов, без гуманитарной науки, западного права и основанную на «русской духовной особенности».
III Отделение ежегодно выпускало для царя отчёт о "состоянии умов" в России. В 1852-53 годах охранка рисует утихнувшее и "благостное" русское общество, отмечает, что Европа злобно завидует "благоустройству России". Небольшая кучка смутьянов - лишь литераторы, да немного столичной молодёжи. А в 1855 году охранка рисует разрушающуюся от тягот войны Россиб и просит царя скорее заключать мир с Европой.
Свежие комментарии